Божьи воины [Башня шутов. Божьи воины. Свет вечный] - Анджей Сапковский

– Тот, что впереди, наш староста, его милость господин Пута из Частоловиц, – сообщил он, впрочем, без нужды. Господина Путу знали все, повсеместно знаком был также его герб, диагональные голубые полосы на серебряном поле. Рейневан обменялся взглядами с Бисклавретом – присутствие Путы в Клодзке означало, что Прокоп ушел от Нисы.

– Рядом со старостой, – показывал возница, – едет господин подстароста Гануш Ченебис. За ними господин Николай Мошен, командир наемных войск, и знатный господин Вольфрам фон Панневиц. Дальше – Ян фон Мальтвиц, хозяин Экерсдорфа. Господа из городского совета: Четтерванг, Греммель, Лишке…

Свита господина Путы с грохотом въехала в Нижние ворота, эхом прогремел под сводом ворот звон копыт. Когда конники проехали мост через Млыновку и скрылись в Верхних воротах, алебардники освободили дорогу, беженцы двинулись. Бисклаврет резко крякнул, ногой тронул стремя Рейневана. В этом не было нужды. Рейневан уже заметил. Заметили все. Какая-то женщина глухо крикнула у них за спинами.

С ризалитов башни над Верхними воротами свисали, надетые на крючья, четыре трупа. Трупы четырех людей. Точнее, остатков людей. Потому что тела были лишены всего, что обычно выступает из человека, включая сюда и уши. Над верхними и нижними конечностями, это было видно, трудились долго и упорно, в результате чего они походили на конечности только в общих чертах.

– Это гуситские шпионы! – натянул вожжи возница. – Одного поймали, он, не выдержав истязаний, назвал соучастников. Если б гуситы подошли к Клодзку, они должны были втихаря отпереть ворота, а в городе учинить пожары. Позавчера их на рынке казнили. Жутко мучали, другим на страх. Раскаленными клещами и крючьями рвали, кости ломали. А ворота теперь как следует стерегут ночью и днем. Вот увидите.

Действительно, увидели. Верхние ворота стерег отряд по меньшей мере в тридцать вооруженных до зубов солдат. Выпускал из-под крышки пар висящий над костром котелок. Командир роты, верзила с физиономией бандита, играл с собакой, бросая ей палку.

Бисклаврет смотрел угрюмо. Молчал.

– Среди тех, которые висели над воротами, – вроде бы равнодушно спросил Шарлей, – были знакомые?

Бисклаврет не повернул головы. Лицо у него было неподвижным.

– Да, – сказал он наконец. – Но скорее дальние, чем близкие.

Речной порт тоже охранялся такой же крупной командой. Бисклаврет тихо выругался.

– Будет непросто, – проговорил наконец. – Ручаюсь, что у других ворот будет так же. Скверно, скверно, скверно. С идеей захватить и открыть которые-нибудь из ворот можем распрощаться. Надо менять планы.

– Что предлагаешь? – прищурился Шарлей. – Крууу-гом и марш из города? Пока еще можно?

– Нет, – бросил Рейневан. – Остаемся.

– А ты, – демерит окинул его взглядом, – в своем уме? А? Еще в состоянии решать?

– Я в своем уме и во всех своих силах. Остаемся в Клодзке.

– Надеюсь, не ради покаяния? Спрашиваю, потому что еще мгновение назад ты выглядел так, словно жаждешь искупительного покаяния.

– Кончай с впечатлениями. – Рейневан насупил брови. – Я выслушал твой совет и взял себя в руки. А взяв, заявляю: мы получили приказы. Сироты на нас рассчитывают, мы должны помочь захватить город. Надо проверить все ворота.

Проверили. Рейневан, Шарлей и Самсон занялись стеной от Мостовых ворот до Замковой горы. Осмотр не воодушевлял. Банный проход был наглухо забаррикадирован камнями и бревнами. Вдобавок у ближайшей приходской церкви расположилось армейское подразделение. У остальных ворот, Зеленых и Чешских, стояли на страже боевые роты наемников.

С Бисклавретом они встретились в условленном месте позади пекарни на улице Гродской. Кроме сообщения, что Водные и Пжиленцкие ворота стерегут сильные отряды стражи, Бисклаврет принес слухи, в основном с фронта. Подтвердилось, что Прокоп ушел из-под Нисы, повел Табор на север, на Надодре. Миссия Горна и Дроссельбарта должна была пройти удачно, потому табориты не напали ни на Зембицы, ни на Стжелин, ни на Олаву. Этот факт широко комментировали, а мнения были различные. В соответствии с одними Ян Зембицкий и Людвик Олавский совершили преступление, поскольку, договорившись с еретиками, оказались не лучше предателя Болько Волошека и шпионов, повешенных на Мостовой башне. Однако были и такие, которые считали, что князья поступили разумно, сохранив договорами имущество и жизнь множества людей. Хорошо б, добавляли многозначительно, но тихо, если бы и другие проявили такой же ум. Второе мнение начало заметно перевешивать, когда до Клодзка дошла весть о разрушенном и полностью сожженном Немодлине, так как немодлинский князь Бернард, дядя Волошека, опрометчиво отказался договариваться с Прокопом Голым.

Однако больше и живее, чем табориты Прокопа, горожан занимали надвигающиеся с юга сироты. Дошедшие только что сообщения о сиротах вызвали в городе крупный переполох, поскольку из них следовало, что вся страна к югу от Клодзка полыхает огнем и разливается кровью, а гуситы неудержимо прут на север. Пала, рассказывали дрожащими голосами беженцы и очевидцы, считавшаяся неприступной крепость Гомоле, охраняющая Левинский перевал. Взяты и обращены в развалины две другие крепости, долженствовавшие сдерживать нашествие, – Щерба и Карпень. Пущены по ветру Левин, Мендзылесье, Шнелленштайн, Лёндек и многие села. Кто не убежал, тот пошел под нож, рассказывали бледные от ужаса беженцы и очевидцы, а жители Клодзка были в волоске от всеохватывающей паники.

Бисклаврет потер руки, но радость его была недолгой. На рынок он попал как раз в тот момент, когда к собравшейся толпе обратился Пута из Частоловиц. Рядом с ним стоял приор Фогсдорф.

– Necessitas in loco, spes in virtute, salus in victoria! – кричал Пута. – Клянусь здесь, пред вами, нашей Клодзкской Девой Марией и Святым Крестом, что не отступлю ни на шаг, защищу город либо полягу на его развалинах.

– Никого из вас, – без всякой напыщенности добавил приор Фогсдорф, – даже самого прераспоследнего слуги, не оставлю я без защиты. Никого. Клянусь этим Святым Крестом.

– Не повезло, – равнодушно отметил Бисклаврет. – Хуже мы попасть не могли. Чертов Пута sans peur et sans reproche[710], в компании с встречающимся реже единорога мужественным и добропорядочным попом. Непруха!

– Непруха, – спокойно согласился Шарлей. – Нет, видать, нам счастья. Подведем итоги. Раскрыть какие-нибудь ворота не удастся. Вызвать панику среди защитников будет трудновато. Что остается?

– Убийство, – скривил рот француз. – Покушение. Террористический акт. Можно попытаться изъять Путу и приора. Положимся в этом на Рейневана, вчера вечером он в Желязне проявил талант…